В российской семье по-прежнему рулят мужчины: они лучше зарабатывают, их почти вдвое больше среди предпринимателей. У нынешних властей тренд на гендерное равноправие куда менее выражен, чем 20 лет назад, когда держали курс на феминизированный Запад. Наоборот, в октябре на государственном уровне отметили День отца, борьба за «интересы отцов» чаще звучит в предвыборных программах. Это не случайно: для патриотической риторики необходим культ мужественности, а «отцовство» созвучно «отечеству».

Гендерный диссонанс

В октябре 2021 г. Исследовательский центр портала Superjob опросил 3 тыс. семейных россиян во всех округах РФ. Получилось, что поровну зарабатывают супруги в 18% семей. 20% мужчин зарабатывают меньше жены, но чаще всего так происходит у пожилых и обеспеченных пар. Например, он зарабатывает тысяч сто, но жена ещё больше. Или у пожилого человека дети выросли, потребности скромны – он и не надрывается. А супруга моложе и активнее.

Зато в семьях до 35 лет 61% мужчин зарабатывают больше (притом что у 8% супругов раздельный бюджет, и они не знают точную сумму заработков друг друга). Столько же (8%) молодых женщин приносят в дом больше мужа. Но при этом развод, как ни парадоксально, мужчине вряд ли выгоден: скорее всего, он окажется сильно поражён в правах.

Отцов-одиночек в России не так уж мало – 648 тыс., по данным аппарата уполномоченного при президенте РФ по правам ребёнка. Матерей-одиночек чуть более 5 миллионов. То есть соотношение один к восьми, а не один к ста, как кажется многим обывателям. Сегодня, по данным ВЦИОМ, 70% россиян уверены, что отец может не хуже матери заботиться о ребёнке. Но так было не всегда.

Впервые тему дискриминации мужчин при разводе подняли в начале 1990-х «Мапулечки» – вероятно, самая древняя в стране группа взаимопомощи для одиноких отцов. Суды, дескать, не разбираются, с кем будет лучше ребёнку: его «автоматом» отдают матери, а если она ведёт асоциальный образ жизни или сидит в тюрьме – в детдом. Лидер «Мапулечек», ныне превратившихся в ассоциацию, Николай Белоусов конкретизирует: «Много поучительных историй, много нюансов, но если основной сюжет взять: она загуляла, ушла, он остался с детьми. Если он нормальный мужик, не запил сам, не бросил детей на шею родственников или в детдом, ему пришлось крутиться: работа, магазин, деньги, продукты, корыто, плита, стирка, глажка, штопка, уроки, прогулки. Всё это проблемы, с которыми мужчина обычно не сталкивается, но он справился. Проходит полгода, год, два, три – она нагулялась и возвращается: «Я их забираю». Представьте себе состояние этого отца. Начинается новая трагедия, когда от него отрывают детей».

К началу 2010-х в российском законодательстве так и не появится термин «одинокий отец». Инициатива кое-как пошла снизу: парламент Петербурга в 2015 г. внёс понятие «одинокий отец» в городской Социальный кодекс. Но большинство регионов так и довольствуются диким определением «отец, пользующийся правами одинокой матери». В середине 2010‑х Госдума изучала инициативу предоставить одному родителю, проживающему со своим ребёнком, исключительное право представлять его интересы без ведома другого. Гендерный уклон законопроекта очевиден: профильный парламентский комитет так и называется – «по вопросам семьи, женщин и детей». Отцов-одиночек считали не по факту, а только тех, кто сумел добиться этого статуса де-юре. Поэтому выходило, что в 6-миллионном Петербурге всего девять мужчин воспитывают детей без жены.

Кто-то скажет, что собираемость алиментов в России оставляет желать лучшего. И для беднейших семей это первейшая проблема. Но, по оценке Федеральной службы судебных приставов, 94% из 160‑миллиардного совокупного долга по алиментам составляют «безнадёжные долги», висящие на явных маргиналах, которые никогда не платили, не имеют официального дохода или сидят. А среди горожан Москвы или Петербурга собираемость вполне европейская, и причин для принятия радикальных правовых мер не видно.

Возможно, не менее серьёзная проблема в том, что одинокий отец зачастую не может получить положенные по закону выплаты или взять отпуск по уходу за ребёнком до 3 лет. А судьи, две трети которых составляют женщины, не очень-то вникают в их нужды. Дело «Константин Маркин против Российской Федерации» уже разбирают на юрфаках: армейский офицер, которого жена бросила с тремя детьми, официально передав ему опеку над ними, дошёл до Страсбурга, доказывая, что без отпуска он не сможет ухаживать за младенцем нескольких месяцев от роду. В 2012 г. только Европейский суд по правам человека признал факт дискриминации по гендерному признаку и постановил выплатить Маркину свыше 6 тыс. евро. А наш Конституционный суд ссылался на требования обороноспособности страны и национальные традиции.

Но в 2015 г. отец-одиночка Александр Лукьяница вызвал раскол даже среди членов КС. Пенсионный фонд отказался выдать Лукьянице семейный капитал (который в разговорной речи именуют «материнским»), поскольку мать его детей была гражданкой Узбекистана. Её лишили родительских прав и депортировали? Но ведь сам Лукьяница и его дети имеют российское гражданство. Конституционный суд и тут отказал истцу, сославшись на «приоритетное право матери», но судья КС Гадис Гаджиев выступил с особым мнением: «Материнство и отцовство в равной мере защищаются Конституцией, функция семьи имеет не только биологическую, но и социальную (уход и воспитание) составляющие, которые в равной мере могут выполняться мужчиной и женщиной в неполной семье».

До сих пор в российской практике полно историй, когда суды решают, с кем из родителей останется ребёнок, в ходе единственного 10-минутного заседания. Однако они хотя бы обязаны спросить мнение ребёнка, если он старше 10 лет. После 2017 г. изменилась и риторика властей. В речах первых лиц всё чаще слышишь «одинокий родитель» вместо «мать», а в апрельском Послании к Федеральному Собранию Владимир Путин подчёркивает, что новое детское пособие в размере 5650 рублей должны получать как мамы, так и папы несовершеннолетних.

В 2020 г. Национальный родительский комитет обратился к Госдуме с просьбой поддержать одиноких отцов. А сами депутаты предложили платить семейный капитал мужчинам-усыновителям (правда, они решительно против усыновлений гомосексуалистами). При детском омбудсмене при президенте РФ возник некий Совет отцов, который вместе с Фондом поддержки ответственного отцовства «Истоки» получил государственное финансирование для нуждающихся одиноких папаш. На помощь можно рассчитывать, если после уплаты всех обязательных платежей, включая аренду жилья и коммуналку, в семье осталось меньше 15 тыс. рублей на взрослого и 13 тыс. на ребёнка.

Совет да патруль

Странно, что в России, известной брутальными и решительными мужчинами, не появилось ничего похожего на британское движение «Отцы за справедливость», когда рассерженные папаши устраивали акции то на лондонском колесе обозрения, то на балконе Букингемского дворца. А у нас доведённый до ручки одинокий отец время от времени угрожал самосожжением в каком-нибудь провинциальном органе власти. Но его выставляли пьяницей и судили за хулиганство при полном народном безразличии. Ни один защитник прав отцов не раскрутился в российском медийном пространстве, как на Западе Уоррен Фаррелл или Мэтт О’Коннор, а на уровне институтов не возникло ничего радикальнее «папа-школ», где отцов учат психологии несовершеннолетних. За права мужчин при разводе боролся разве что «Отцовский комитет», в 2017 г. обратившийся к премьеру Дмитрию Медведеву со странной инициативой брать алименты с инициатора развода: дескать, это почти всегда обнаглевшая от безнаказанности женщина.

Но в том же 2017-м вдруг раздался звон кремлёвских колоколов: в Общественной палате собрался форум «Отец. Отцовство. Отечество», на котором объявили о создании нового федерального органа – Совета отцов при детском омбудсмене. Как рассказывали СМИ, участники сразу открестились от «обиженных пап из «Отцовского комитета» и с ходу предложили считать идеологию чайлдфри экстремистской. Председатель совета Андрей Коченов зачитал кодекс отца, начинающийся словами: «Я мужчина, и я в ответе перед Богом…»

Совет объединил православных патриотов, а общественников вроде Николая Белоусова из «Мапулечек» в нём не оказалось. Председатель Коченов возглавляет Сибирский клуб мотоциклистов им. Дмитрия Донского, а также представительство Фонда святителя Василия Великого в Уральском, Сибирском и Дальневосточном федеральных округах. На официальном сайте совета о лидере сказано, что он работал следователем в МВД, возглавлял мотопробег «Отцы России за многодетную семью» из Владивостока в Москву, 13 раз подряд участвовал в схождении Благодатного огня в Иерусалиме, доставляя затем огонь в Сибирь.

За образование и просветительскую работу в совете отвечает Александр Чехонин, среди достижений которого организация первой интерактивной конференции отцов г. Тюмени «Культура отцовства». Замом по наставничеству и патриотическому воспитанию стал бывший майор ФСБ Сергей Аверкин, возглавляющий ЧОП «Грант-Вымпел» в Ярославле. А духовно-нравственным развитием ведает настоятель храма в подмосковном селе Молоково Дмитрий Березин, заодно стоящий у руля журнала «Батя».

Казалось бы, нет ничего удивительного в том, что бородатые многодетные отцы всерьёз озаботились порочностью юридической практики при разводах, из-за которой мужчина, опасающийся превратиться в дойную корову, не торопится заводить детей. И первыми достучались до государства. Но как раз акцента на правовую поддержку в деятельности Совета отцов не видно. Одно из главных её направлений – «Отцовский патруль» на пришкольных территориях. Среди поводов для гордости – патронирование всероссийского конкурса «Письмо солдату» и 5‑миллионный грант Минспорта на развитие экзотического вида спорта – хоккея в валенках.

В целом отцовство тесно увязано с защитой отечества и «нравственным воспитанием», ориентированным на многодетность. Но есть ощущение, что лошадь запряжена позади телеги. Российский отец по-прежнему очень уязвим при разводе. А значит, и агитация мотопробегами за большие семьи вполне в духе «Золотого телёнка».